читать дальше
Что-то, что не имеет права здесь находиться.
Нет, не он сам. Хейваджима всюду неуместен, мир не ждет его и отторгает. Он – давно отмершая часть, начавшая гнить изнутри, как дерево с пораженной сердцевиной. Это порождение тлена опасно даже трогать, иммунитета к вещам, чуждым генетическому коду человечества, нет и не было. Его собственная ветвь, возможно, цветущая когда-то в могучей кроне Иггдрасиля, отсохла уже очень давно. Так давно, что история не помнит ни тех времен, ни свиста клинка, отсекающего ее янтарную прядь, хранящую внутри истинное имя Хейваджимы Шизуо
Что-то совершенно не идущее в ряд с бесконечными полками книг, ноутбуком на столе или сейфом в полу, о котором не знал никто, кроме хозяина квартиры.
Стеклянный резервуар, почти полностью заполненный прозрачной жидкостью, из-за слабого освещения приобретшей бирюзовый оттенок. Можно было подумать, будто это формалин. Если бы не четкое осознание того, что это не так. Все не так.
Шизуо вытянул стопку книг, переставляя их на нижнюю полку, чтобы ничто не мешало добраться до спрятанной колбы. Это почему-то казалось ему чертовски важным. Ужасно личным, но при этом чем-то, касающимся и его тоже. Одна из многих личин-ролей в жуткой, сотканной из запыленных древностью слов да сказаний, сказке, где он - рыцарь бравый, дракон сумеречный, и даже примятая трава, стелящаяся у ног путника. Частица, угодившая в трансцендентальную массу живой, пульсирующей энергией Вселенной, в которой все связано.
Было не по себе, холодное стекло высасывало из шершавой ладони все тепло, заменяя его могильной прохладой. Странное ощущение не давало покоя. Сейчас резервуар пуст, в нем только смесь воды и воздуха, но совсем недавно внутри было то, о чем лучше не знать. Он чувствовал это своей кожей.
- А я думал, из нас двоих нос в чужие дела суешь не ты.
Поглощающий тепло искуснее, чем загадочная колба, голос заставил Хейваджиму убрать руку. Он моргнул, удивляясь тому, как незаметно его увлеченность неясным предметом взяла верх над инстинктами самосохранения, захватив еще и наблюдательность, словно не ими одними сильнейший в Икебукуро руководствовался, находясь в логове врага. Вот и верь после такого в свою собственную неуязвимость. Сознание – предатель. Это нужно помнить.
Шизуо обернулся, встречая хмурым взглядом темную фигуру человека, изничтожающего его жизнь фрагмент за фрагментом, отсекая каждый неуловимо и безвозвратно. Его лицо осталось спокойным, даже древесного цвета глаза не заалели злостью при виде ненавистного информатора. Несмотря на свою неистовость в гневе, все остальное время Хейваджима был предельно бесстрастен и спокоен. Находись он в состоянии беспрерывной экспрессивной агрессии двадцать четыре часа в сутки, даже его психика не выдержала бы такого напряга, злость быстро изматывает, прожигая оболочку насквозь.
- Не ожидал, что ты воспримешь мою просьбу так серьезно. Ты словно верный сторожевой пес, несешь стражу даже тогда, когда охранять некого. Верно, Шизу-чан?
- Комплимент или похвала? Может, то и другое?
- Не для нелюдей они были созданы.
- Боги, откуда столько яда? - раздраженно зашипел Хейваджима, – В детстве дразнили?
- Пытались. Редко и всегда неудачно.
Тонкие губы растянулись в хищном оскале. Нетрудно было понять – случившееся с обидчиками ни одним углом не вписывается в рамки понятия милосердия или всепрощения. Хотя ему ли кого-то осуждать, однажды разгневанный Шизуо едва не убил собственного одноклассника, повезло еще, что промахнулся. Тогда издевательский смех чудом выжившего парня быстро перешел в нервный, а затем и вовсе в истерический, когда его взгляд упал на обломки тонкой стены, принявшей на себя весь удар. Хейваджима не хотел этого. Его ярость хотела.
Вот такой он. Конфликт интересов.
Дети чувствуют все даже лучше взрослых, воспринимая мир на уровне эмоций, сенсорики, поэтому в том, что они боялись его, не было ничего удивительного. Те, кто внушает ужас, давно знают - боязнь порождает один негатив, как в случае с редкими насмешками над Шизуо. Откровенные издевательства в глаза были радостью нечастой, но кто знает, какие слова плели его дурную славу в кругах дрожащих животных общества во времена, когда он находился вне плотно замкнутого социального круга.
Представить же издевательства над Изаей было не просто сложно – невозможно. Сколько он помнил его, этот младший на миллионы лет брат сатаны только и делал, что измывался над другими, играясь с их умами вместо того, чтобы налаживать знакомства с кем-то, кроме мафии. Просто идеальное занятие для ученика старшей школы. И как только его не пришили на одной из нелюдимых улиц?
Может он бледно-бездушный такой, потому что мертвец давно?
«На крайний случай вообще колени прострелил и делай, что хочешь».
- Вместо того, чтобы портить книги, мог бы взять мой ноутбук, если тебе уж совсем нечем было заняться, - Орихара устало снял куртку, отбрасывая ее на диван и поводя острыми плечами, стараясь снять с них напряжение. Он сочувственно смотрел на пострадавший фолиант, почему-то бросившийся ему в глаза, как только нога пересекла порог.
- Я же не сую носа в чужие дела, - вернул его собственные же слова Хейваджима, снова бросая короткий взгляд на резервуар. Поколебавшись долю секунды, он нахмурился и отодвинул сосуд подальше, пряча за ровными рядами книг. Это его не касается, даже если ему кажется, словно все совсем наоборот. Увязать в проблемах еще больше совершенно не хотелось, а информатор, как он уже успел сто раз убедиться, просто дилер неприятностей.
- Кроме выхода в интернет ты не нашел бы там ничего примечательного.
Будто бы Шизуо стал что-то искать, даже если учесть, что ему в этом никто не помешал бы. Намие давно покинула офис, оставив его наедине с тенью хозяина, сквозившей в воздухе. Особенность что ли такая, отравлять все, чего касается и чем дышит?
Информатор ступил шаг вперед, но резко остановился, глядя себе под ноги. Капли крови на полу – это явно не то, что он оставил бы без внимания.
Бегло осмотрев офис и не обнаружив при этом никаких следов разрушения, он слегка склонил голову к плечу, недоумевая. Кроме Хейваджимы драться здесь было некому, а стычки с ним, как правило, набирают масштабов вселенских, что обычно значит полный хаос и недюжинный вандализм. Но мебель казалась нетронутой, даже никаких следов борьбы. Он присел на корточки, изучая небольшое бурое пятно.
- Кровь чья?
- Не моя.
- Это я понял, - когда информатор быстрым взглядом окинул руки Шизуо, на его губах появилась кривая недобрая ухмылка, - Ну и сколько клиентов больше никогда не удостоят меня вниманием?
- Двое.
- Вот как, - в полном понимании, Орихара слегка запрокинул голову, приоткрыв рот, словно хотел что-то сказать, но передумал.
Ситуация его не удивила. Учитывая то, что Хейваджима реагирует на внешний мир совершенно не по сценарию, Изая предвидел нечто подобное. Но стоит отдать парню должное – офис цел и невредим. Сейчас же занимало другое.
- Вместо ярого испепеления меня взглядом, спроси то, что тебя так волнует, я уже устал ломать голову, какой вопрос будет первым. Или ты дожидался меня для того, чтобы уничтожать молчаливой злостью?
- Зачем эта колба?
Орихара застыл, прищурившись. Он ожидал, что Шизуо забудет о своей внезапной находке, но тот не удержался, и это настораживало. Раз уж соизволил спросить, значит, Хейваджима считает эту деталь достойной внимания, представляющей определенную ценность. Это настораживает, ведь информатор был уверен – светловолосый потомок берсерков начнет с чего-нибудь, касающегося непосредственно брата, а дела Изаи и вовсе не захочет затрагивать в силу своей брезгливости к его персоне. Но, черт побери, когда же этот монстр уже перестанет удивлять? Своим существованием он позорит все человечество, куда же делся стереотип эгоизма, толкающий на заинтересованность исключительно в собственной персоне?
Или же виной всему интуиция Хейваджимы, подсказавшая ему, что от колбы веет чем-то абсолютно сверхъестественным. Он ведь и сам такой, может, чувствует подобное? Тогда все еще хуже. Если Шизуо найдет голову Селти, то своей информатору точно не сносить.
Улыбаясь опасной, зашкаливающей яркостью предостережения улыбкой, Изая легко покачал головой из стороны в сторону и поднялся на ноги, направившись к столу с ноутбуком. Отвечать он был не намерен. Да, Орихара информатор, но это не значит, что информация, касающаяся непосредственно его, продается. А уж тем более, отдается даром.
Его игнор не прошел бесследно, Хейваджима мгновенно напрягся, источая недовольство и раздражение, давящее, уплотняющее воздух своей бешенной энергией. Изая привык к этому, в каждой драке вокруг него даже атомы кислорода накалялись, опаляя злостью без единого прикосновения. Несомненно, эта страшная аура была призвана подавлять противника, вынуждать его согнуть колени, припадая к земле в слезных мольбах о прощении еще до того, как начнется битва.
Беспрерывный поток одной и той же великой эмоции – гнева. Недаром он удостоен числиться в списке грехов смертных, это мощь, сшибающая с пути.
Хейваджима попросту у-жа-сен.
Неконтролируем даже собой, он пугает своей силой, тасует колоду намерений информатора с завидной регулярностью, да как такое вообще возможно?
А ведь он ко всему прочему свято уверен, будто многим лучше Орихары, ха, как же. Если Изая грешен, то Шизуо просто живет грехом, неотделимо от него, являясь им.
«Ненавидишь, да? Готов поспорить, тебе это даже нравится, Шизу-чан».
- Тебе не повезло. Сильнейший всегда будет втянут в самую гущу событий, - вдруг как-то глухо сказал информатор, не особо задумываясь над собственными словами. Его отсутствующий взгляд был направлен словно сквозь Хейваджиму, будто он – пустое место, а мысли занимал предмет, спрятанный за книгами. Сейчас он бесполезен и лишен всякой загадки, ведь внутри нет главного.
Так часто бывает с людьми.
Внутри нет главного.
Шизуо понял - ответа на свой вопрос ему не дождаться. Мысленно чертыхнулся, проклиная привычку говорить быстрее, чем думать. Что на него нашло, зачем вообще спросил. Он ведь сам решил – не его дело. Иногда не только тело, но и мысли действуют сами по себе.
- А теперь подробнее.
Хейваджима мигом учуял намек на то, что информатору есть о чем поведать. Кроме всей той лжи и насмешек, которыми всегда искрит вкрадчивая речь при встречах. Возможно, его длительное отсутствие связанно как раз с полезным делом, выгодным ему, а не очередной жестокой игрой с людскими слабостями.
- У меня все еще нет отчетов Маэды, но больше всего подозрений вызывает все же «Nebula», они обосновались здесь масштабнее других. Намие-сан от этого просто в восторге, - Орихара издал тихий шелестящий смешок, вспоминая лицо секретарши, искажающееся только при одном упоминании хотя бы Шингена, что уж говорить о высшем руководстве компании. Ее лицо все же может выражать эмоции ярче тусклой непроницаемости.
- Мне-то что?
- А что ты знаешь о них?
- Ничего.
- В этом вся твоя проблема, Шизу-чан. Ты, я, подавляющее количество жителей Токио – все мы уже вдоволь наелись этих лозунгов о исцелении болезней, которые только известны науке. Официально их сфера - фармакология, но это не единственное, что их волнует. Они очень заинтересованы, - информатор сделал выразительную паузу, поднимая крышку ноутбука, - Всем необычным.
- Значит, вы друзья по интересам?
- Почти что любовники. Но это не мешает им воспринимать меня как потенциального конкурента первого разряда.
- Везде занимаешь места на передовой?
- Иногда это случается невольно, - мягкий и тихий стук клавиатуры под пальцами Изаи наполнил комнату, - Теперь, когда они получили кусок власти в среде обитания интересующего их объекта, борьба определенно ожесточится.
- Это по их посылу появилась новая банда?
- Рано об этом говорить. Падаль только и делает, что сбивается в кучу, есть у человека такая мелкая и досадная черта. Это не важно. Здесь все серьезнее, «Nebula» не станет собирать стаю последователей и дразнить мафию, выгрызая авторитет. За это можно клыков лишиться, знаешь ли. Если им вдруг понадобится поддержка, то они скорее заключат альянс с одной из существующих группировок, стараясь это особо не светить.
Хейваджима хмыкнул, отравленный скептицизмом. Он слишком хорошо знал - обмен информацией в группировках настолько неуправляем и дыряв, что утаить хоть что-нибудь дьявольски сложно, утечки происходят слишком часто, по большей части, в никуда, но порой попадают к липким рукам, разносящим ее по улицам Токио со стремительностью чумы.
- Это вообще возможно не засветить?
- Запросто.
Информатор не отрывал глаз от монитора, но все же не удержался от того, чтобы не скривить слегка потрескавшихся от сухости губ. Редко когда они разговаривали дольше, чем понадобилось бы для хорошей драки, включающей в себя гнев да раж, находящий отместку на теле и самолюбии в качестве глубоких ран.
- Как знаешь
- О, что я слышу. Это говорит мнимое доверие, залегшее между нами? Те, кто слагал саги о врагах, верных друг другу яростней кровных братьев, сейчас, несомненно, ликуют.
- С безумцами положено во всем соглашаться, - неудачные пародии на покорность явно не шли Хейваджиме.
- Да, доктора считают, будто это умеряет их шаткий ум.
В свете монитора глаза его блеснули, ловя цифровое изображение радужкой, полной хны. Информатор отвлекся, вдруг ловя себя на мысли о том, что Хейваджима, к удивлению, ни разу не наблюдался у психолога. Все его общение с адептами храма организации душевной ограничивалось стандартными социальными тестами, проводимыми еще в школьные годы и не несущими собой никакой особой важности.
«Считаете ли вы себя частью коллектива?»
«Вы подвергаетесь давлению со стороны других учеников или учителей?»
«Легко ли вам находить общий язык с окружающими?»
Каждый подобный письменный опрос Орихары всегда была лживым, идеальным образцом анкеты отдельного индивидуума, добывающего свое образование постепенно и выверено, желающего в дальнейшем обеспечить блистательную карьеру, удовлетворяя собственные амбиции. Он сам воспринимал это, как очередной тест, требующий только правильных ответов. Адекватность же в нем – высший бал.
Но вот неуправляемая агрессия Хейваджимы всегда была достаточно яркой, чтобы привлекать внимание любителей покопаться в чужой голове.
Возможно, его родителям не было дела то того, что их сын ненормален.
Возможно, они любили его настолько сильно, что сочли вмешательство со стороны излишним.
Интересно, сколько раз он слышал избитое «Мы принимаем тебя таким, какой ты есть»?
Наверное, сотни.
- Ты говорил что-то о цели. Какой?
Да сегодня просто день неожиданностей. А такие дни в восприятии Орихары всегда были до ужаса неудачными.
- Я ждал, когда же ты это спросишь, - проворное и легкое тело двигается куда быстрее Хейваджимы, оказываясь совсем рядом.
- Сомневаюсь.
- Ты знаешь, Шизу-чан, - информатор постукивает пальцем по собственному виску, прижимая к коже тусклые темные пряди, массируя, словно болит голова, а лицо его искажает печаль, отобранная у мужа скорбей, - Ты все знаешь.
Его глаза открыты широко, словно у мертвеца, увидевшего перед смертью саму суть, саму Валгаллу, так и застывшего в немом благоговении у золотого чертога. Хейваджиме от этого становится не по себе, хочется накрыть лицо Изаи ладонью, лишь бы не видеть его стеклянного взгляда.
Он и правда знает. Нет, он догадывается, что порой совсем одно и то же.
Даже со своей изворотливостью и уклончивостью Орихара говорит достаточно для понимания смысла и причин. Это такой жест милосердия?
Кто же знал, что черти бывают столь благородными.
- Селти, - выдыхает он, складывая руки на груди так, чтобы не зацепить ненароком Изаю, подошедшего едва ли не в плотную.
- Чудесный байкер просто невероятный экземпляр! - горячо восклицает информатор и лицо его светлеет, - Идеальный, желанный трофей. Ты же в этом списке второй, несомненно. Это всего лишь предположение, но если я прав, а я, будь уверен, не ошибаюсь, они посадят тебя в клетку и будут изучать, разбирая на кусочки твое тело. Ты готов к этому?
Язык скользит по сухим губам и угловатые плечи под тонкой тканью кофты подрагивают от возбуждения. Наконец, Изая перестает заглядывать ему в глаза, проводит рукой по лицу, будто успев прочитать вывшее зверем недавнее желание Шизуо. Желание не видеть.
Иногда его жесты бывают куда более подавляющими, чем жестокие речи. Оратор слова и тела, он умеет вызвать и взрастить в чужой душе любую эмоцию, но сейчас его движения слишком хаотичны для восприятия или воздействия, потому что в шифр подсознания затесалось что-то лишнее.
От собственных слов Орихару будто лихорадит, его фантазия – бездна и мгла, а темнота всегда порождает самые красочные образы. Удержать это создание наверняка способен один лишь Глейпнир, больше ничего. Представить беспомощного врага, закованного в цепи, загнанного, как слабое животное, не стоит ничего, но черт, этот образ так сладок, что тело накаляется.
Фаренгейту такие температуры и не снились.
- Фенрир, убийца Одина, - хрипло смеется информатор, потому что ему вдруг кажется, будто Хейваджиме подарено не то имя, а истинное именно это.
Обоюдоострый взгляд скользит по настороженному лицу, которое так непривычно спокойно, еще не потемнело от раздражения, в нем удается прочесть только размытую настороженность, но и та ослаблена уверенностью в собственном превосходстве.
Его не боятся, он не боится.
Редко когда Шизуо удается насладиться отсутствием хотя бы опасений или беспокойства со стороны того, кто оказывается столь близко. Ирония заключается только в одной мелкой, как вязь на древнем пергаменте, детали - его не страшится ненавистнейший враг. А берсерк внутри требует своего, он не спит, в отличие от Хейваджимы, ускользающего от битв хотя бы иногда, воин требует все новых и новых побед.
Морфей силен, но не в его власти справляться с вечно голодной тварью, на жадной пасти которой никогда не высыхает вражеская кровь.
Сокрушить, подавить, захватить.
Уничтожить, в конце концов.
Мастеру смерти не нравится то, как спокойно Шизуо смотрит на шею, перерубить которую – одно движение меча.
Он ненавидит то, что сердце, которое можно вырвать голыми руками, всего-то повозившись немного с острыми ребрами, еще сокращается.
Та часть Хейваджимы, которой алые одежды к лицу, ужасающе сильна.
Но все же не настолько, чтобы подчинять себе безропотно, ибо в этот час не ее времена.
Перспектива стать обитателем подземных лабораторий не самая лучшая из альтернатив, хотя ни страха, ни трепета внутри не тлеет. Он о себе позаботится, и горе тому, кто в этом усомнится. Другое дело – Селти.
Сила, льнущая к чутью Хейваджимы, словно к давнему другу, всегда змеилась от Стюрлусон так же вездесуще, как и волшебная тень, вытекающая из ее шеи. Она достойный противник, сильнейшее существо, которое он когда-либо знал, но внезапно проснувшегося беспокойства это не приструнило.
- Волнуешься о безголовых? Какая добрая и чуткая душа, - правильно уловил чужое настроение информатор, - В тебе тоже есть что-то хорошее, человеческое. Знаешь, что это значит? Со временем ты сдохнешь. Как и все.
Шизуо чаще обращал внимание на интонации, чем на слова, особенно, если вести беседы приходилось с Изаей, поэтому голос информатора, становящийся низким, словно отдаленным, заинтересовал его куда больше яда в словах. Он привык слышать о смерти, да и никогда она его не пугала.
Без промедления он притянул Орихару к себе, длинной рукой обхватив за плечи и прижимая к своему торсу, чтобы не смел дергаться. Не успевший среагировать информатор зашипел, пытаясь отстраниться. Едва уловимо щелкнул фиксатор, со свистящим звуком выскочило из рукояти откидное лезвие, но теплые пальцы нащупали яремную вену на его шее, и он замер, будто обезоруженный.
Дыхание Изаи было отрывистым, с большими паузами между короткими, жадными вдохами. Нож в руке дрожал, пока Хейваджима надавливал пальцами сильнее, прощупывая пульс, и информатор впился ногтями в его предплечье, но вырываться перестал. Убивать его не собирались, и все же лезвие было готово вспорхнуть в любую минуту. Вдруг передумают.
- Отцепись, - глухо прорычал он, ощущая, что вена трепещет еще сильнее, чем до этого.
- Ты под кайфом.
- Нет.
- Еще как.
- Да нет же.
- Алкоголем от тебя не несет. Тахикардия просто бешенная. А я все гадал, в чем дело.
- Я подумал, что ты мне шею свернешь, кретин. Ты чего ждал, полного умиротворения?
- Сделай себе одолжение, не ври мне. Никогда. Целее будешь.
Еще до той секунды, когда Хейваджиме пришло в голову подставиться под удар ножом, он заметил, как быстро и мелко подрагивает жилка на шее у Орихары.
Что-то в его движениях было чужим, Шизуо слишком давно его знает, чтобы не заметить этого ненужного инородного. Лишь немного, мелкие детали, которых все равно хватило. Стеклянные, рассеянные взгляды в пустоту, не свойственная отвлекаемость и нахмуренные, будто от мигрени, брови.
Мелочи, которые иногда бывают очень важны.
- И часто? – в голосе сильнейшего появилась раздражающая, совсем не свойственная ему надменность, пробившаяся сквозь пелену холодной брезгливости.
- Возможно, тебя это удивит, но нет. Можно сказать, подарок. От знающего много чего полезного торчка, который вот уже лет пять толкает мескалин и заводится от грязных слов, - сквозь смех проговорил информатор, тяжело вдыхая казавшийся горячим и сухим, будто пустынным, воздух.
- Ты, блядь, откуда знаешь?
Виски ныли, а громкий голос Хейваджимы казался еще громогласнее, чем есть на самом деле. Ну не открывать же этому псу Аида все свои глубокие, просто по самую гарду у рукояти вогнанные, тайны. Одна мысль об этом бесила до огня в жилах.
Информатор закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от внезапной вспышки холодной ярости, и снова возобновил попытки выпутаться из хватки, но его только притянули ближе, обжигая дыханием висок.
Еще немного в том же духе, и лезвие точно хлебнет вражеской крови сполна.
- Задавать подобные вопросы информатору – это просто высшая степень глупости. И чисто для твоего душевного спокойствия, я ничего не принимаю, Шизу-чан, - начал он твердо, открывая глаза вновь, и губы его напряглись, оскаливая зубы, - Ненавижу испытывать зависимость. А если бы и принимал, тебя это не касается. Этого хватит, или ты все еще не насладился нашими крепкими братскими объятиями?
Проницательный взгляд, которым его смерили, наверняка был подарен Хейваджиме богами за какие-то особые, понятные лишь им одним, заслуги. Какое-то время он неотрывно вглядывался в темные зрачки, а затем коротко кивнул. Выражение его лица на мгновение смягчилось перед тем, как принять оттенок отстраненного равнодушия.
- Ладно. Верю. Пока ты жилец.
Исполин новой эры брезгливо разжал руки, глядя, как уже свободный в движениях Изая почти любовно проводит по лезвию пальцем, пряча его обратно, а затем засовывает нож в карман брюк. Усталое лицо при этом обращено к нему, утратившее даже тень улыбки или веселья.
- Пока ты исполняешь мой заказ, узнаю, что ты упарываешься в переулках всякой дрянью вместо того, чтобы заниматься более полезными вещами, пришибу, - спокойно предупредил Шизуо.
- Это уже слишком, знаешь ли. В мире миллионы торчков, выбери себе любого по нраву, если тебе так не терпится наставить кого-то на путь истинный парой добрых слов.
- А может мне ты по нраву. Да и я не фанат проповедей, пустое сотрясание воздуха бесполезными словами. Будь я в этом мастер, вряд ли ты стал бы терпеть такую ярую конкуренцию.
- Тщеславие говорит в тебе чаще, чем можно подумать на первый взгляд.
- Как тебе угодно.
Хейваджима развернулся и, на ходу подхватив со стола свои очки, надел, привычным жестом поправив их, чтобы удобно сидели на переносице. За целый день и немалую часть ночи эта квартира надоела ему не меньше ее хозяина, тело жаждало размяться, не привыкшее проводить столько времени в липких и цепких объятиях мягкой мебели. Несмотря на беспокойную ночь, оно дышало силой – неотъемлемой частью Шизуо, без которой он уже и не помнил себя, убежденный, будто она с ним еще с тех пор, когда ноги его были неспособны ходить.
Информатор же скрестил руки на груди, полусидя на своем столе, и задумчиво смотрел уходящему в спину, размышляя о том, что обычно все было совсем наоборот.
Это именно его лопатки рассекал надвое взбешенный взгляд пытающегося догнать и убить Хейваджимы.
Унизить, раздавить – все это так привычно, так желанно, а поэтому давно не важно, придется ли удар в спину или в грудь. Главное, чтобы он был смертелен и неизлечим, как сам эгоизм. Ему ли, самому преданному и внимательному из любовников человечества, не знать, какой разрушающей может оказаться эта приятная сердцам черта.
Никаких прощаний и пожеланий спокойных ночей, несущих сладкие, крепкие сны. Все правильно, не за чем пророчить их тому, кто давно о них забыл.
Как только дверь громко захлопнулась, заставив дрожать оконные стекла от ночной темноты и страха, Орихара судорожно вдохнул казавшийся тяжелым воздух, оттолкнулся от стола, стремительно выныривая из оцепенения, одолевшего его несколькими секундами ранее. На нетвердых ногах он сделал крюк вокруг своего рабочего, привычного, словно гроб для мертвеца, места, оттолкнул рукой стул, оказавшийся на пути, и тот тут же послушно отъехал, тихо шурша верткими колесами.
Тело его горело от напряжения, согретое жаром, объявшим натянутые нервы изнутри.
Сорвано и беспокойно дыша, Изая откинул мягкое кресло, словно оно было не настоящим, а картонным, и опустился на колени, шаря рукой по темному полу. Ногти быстро угодили в узкую, едва заметную для незнающего, щель.
Подцепив незакрепленную часть пола, информатор отбросил ее, торопясь добраться до искомого, быстро справился с кодовым замком, и смог перевести дыхание только тогда, когда дверца сейфа с тихим щелчком отворилась.
Серебристая крышка резервуара, почти такого же, как и тот, утаенный за шкафом, с той лишь разницей, что этот прочнее, поблескивала от оранжевого света. Оранжевого оттенка, который чаще присущ огненному пламени, а не электрическому светилу.
Криво улыбаясь самому себе, Орихара провел по ней рукой, а затем и вовсе вытащил колбу, подхватив ее под руку и держа небрежно, но крепко, прежде чем поставить на стол. Горячность первых секунд исчезла, напряжение спало, уступив место легкой расслабленности, вместе с которой пришла еще и ленивая медлительность. Изая, не торопясь, поставил стул обратно, сел в него, придвигая холодный резервуар, положил руку на крышку и изнеможенно прижался щекой к разве что еще не покрывшемуся инеем стеклу.
Пряди слабо-медного волоса омывала прозрачная жидкость, от чего они едва заметно шевелились, как извиваются с тихим шипением змеиные локоны в прическе Горгоны.
Но существо это – порождение мифов совсем других народов и стран.
Оно страшится золота, предвещает смерть тому, чей час пробил.
Цвет его одежды вечно черный.
Голова его слетела с плеч.
Белые пальцы погладили прозрачный барьер и отпрянули, потянувшись к все еще включенному ноутбуку.
Сейчас опасение быть раскрытым злейшим врагом уже не мерцает в сознании яркой тревогой. Толщу воздуха в радиусе нескольких метров наполняет сверхъестественной силой только одно создание, пришедшее не из мира людей. Исполины покинули это место, чтобы принять битву чуть позже, с новыми силами. Им больше нечем себя занять в ожидании Рагнарека.
В доме у повешенного не говорят о веревке.
В доме же у Орихары не говорят о Хейваджиме Шизуо.
Но это не мешает тугому канату душить шею.
Это не мешает Хейваджиме наступать ему на горло.
Как, впрочем, и не избавляет Изаю от всех проблем, связанных с этим не человеком – монстром.
Сколько не затыкай себе рот, толку от этого немного.
Можно принять обет молчания и хранить его до конца своих дней.
Но голоса в голове никогда не заткнутся.
Нервная дробь клавиатуры такая привычная, что уже незаметна.
Пестрящий чат, захлебывающийся печатным словом людей, которых он так любит, обожает до дрожи внутри.
Канра вошла в чат.
Канра: Хей-хей, слышали новость?
Бакура: Только не это.
Танака Таро: Какую из многих?
Сайка: Здравствуйте, Канра-сан.
Канра: Йокогаву из бывших «Синих Квадратов» пришили сегодня вечером. Копов понаехало~
Танака Таро: Это кто еще такой?
Сайка: Какой ужас…
Канра: Ма-а, Таро-кун, неужели ты о нем не слышал?
Бакура: Скорее всего, с клиентом чего-то не поделили. Или буйный слишком попался.
Сайка: Клиентом?
Канра: Да-да. Мелкий дилер, детишек кислотой травил.
Танака Таро: А где его нашли?
Сэттон-сан вошел в чат.
Сэттон-сан: В Синдзюку. Было так много крови. И этот человек на белом мотоцикле… Люди страшные.
Танака Таро: Как думаете, это действительно кто-то из клиентов?
Бакура: Да какая разница.
Канра: Точно. Разницы никакой.
Канра покинула чат.
Сэттон-сан: А самое ужасное в них то, что я никак не могу их понять. Пугающие!
Бакура: Ха-ха, Сэттон-сан, ты так говоришь, будто не человек!
Сэттон-сан покинул чат.
Бакура: Э?! Я что-то не так сказал?
@музыка: Abel Korzeniowski – Charms
@темы: Durarara!!, Shizaya, Фанфикшн, Wonder Minder
а кто такие берсерки? в смысле,кто они в скандинавской мифологии?
Я все еще на эпической попытке утопить Шизуо в раковине
, но прибежала сказать спасибо за еще одну прекрасную главу. Sayset, в ожидании второй части рoor pur e death решилась заглянуть и пропала опять. Ну как можно делать делать Изаю и Шизуо такими канонично-прекрасно -другими?Если вспомнить, что эйнхерии - лучшие воины, которые пали и все же постигли Валгаллу - были выбраны из сильнейших, а берсерки, несомненно, такими и являются, то можно предполагать, что большая часть эйнхерий - берсерки.
Эинхерии же вместе с валькириями иногда фигурируют как свита Одина.
Теория Орихары говорит, что Селти - валькирия.
Моя же шаткая, но кажущаяся мне такой логичной, теория добавляет, будто Хейваджима - берсерк, а значит - вероятный будущий эйнхерий, которым так хочет стать сам Изая.
Не отсюда ли пришла такая милая дружба Шизуо и Стюрулсон. Ибо все они в одной лодке.
Надеюсь, я никого не запутал.
kaliga, о, мой любимый момент~
Спасибо, всегда рад радовать читателя.
Хах, как, спрашиваете... Да черт знает. Можно конечно отвертеться художественным "я так вижу", но я не стану.