Самый мрачный денди на этой вечеринке
Глава 7. Сrusader
читать дальшеМожно питать ярую ненависть к мелким карманникам, толкая ядовитые речи о том, какие они жалкие, презирать наркоманов, считая их низшей связкой общества, тупиковой ветвью человеческого развития. Посылать в полицию донос за доносом, ловить за руку соседского пацана, у которого зрачки сужены до размеров куда меньше кунжутного семечка, и вести к родителям, крича ему в лицо, какое он ничтожество.
Но однажды твой сын приходит домой, берет бутылку минералки, делая глоток, долго-долго смотрит на заголовок газеты в твоих руках, так долго, что делать вид, будто так уж поглощен чтением, было бы стыдно. Ты ведь любишь своих детей.
И вот, спустя несколько секунд, снимая бейсболку и закрывая покрасневшие глаза, твой ребенок говорит нечто ужасное.
"Мам, я угнал машину".
"Пап, это уже не травка".
Или, что хуже, ты узнаешь это случайно. Просто волей случая находишь чужой Ролекс под его матрасом или небольшой целлофановый пакетик, набитый под завязку тем, чем даже ты в его возрасте еще не баловался. Впрочем, источник информации не важен. В этом и заключается главное преимущество информации. Она как деньги – ей всегда рады, каким бы ни был способ добычи.
Сквозь стиснутую гордость и все то, что говорил раньше, ты кладешь своему сыну-дочери-мужу - кто там тебе дорог - руку на плечо, борясь с самим собой.
"Это ничего... Расскажи мне, я пойму. Мы что-нибудь придумаем".
И в голову приходит страшное понимание: объект твоей слепой любви воплощает собой все то, что ты так ненавидишь. Все те гнойные слова, слетающие с губ в сторону маленьких бледно-героиновых принцев и принцесс с припухшими голубоватыми венами, внутри которых вместо крови циркулирует сплошная смесь химии, были адресованы человеку, который для тебя важнее всего. Вообще всего, что только можно себе вообразить. Жизни, принципов, дежурных рукопожатий с начальником и банки пива за вечерним телешоу.
Но при этом ты так же четко осознаешь, как на все это плевать. В эту минуту. Сейчас. С сегодняшнего дня. В голове происходит экстренное крушение привычных понятий и морали, игла перестает казаться кошмаром, несущим заражение, смерть или еще хуже – полную деградацию. Жертвы ограблений преображаются в недалеких зевак, неспособных даже за своими карманами уследить. И плевать, что сам ты проморгал нечто важнее бумажника, бриллиантового браслета или рубиновых сережек.
Лжец. Вот кем ощущаешь себя в этот момент. Помимо ярлыков, клейменных на теле, которые за жизнь успел навесить на себя ты и другие люди, появляется новый. Среди всех тех «подкаблучник-мямля-зануда». Теперь у тебя новый социальный статус. Высеки его где-то между ярким «холерик» и нестирающимся «идиот».
Поэтому Орихара любит всех людей, не глядя на изъяны характера – он не хочет быть тем, чьи слепые глаза откроются только тогда, когда станет поздно. Он не хочет быть тем, кого когда-нибудь обязательно накроет полное разочарование в своих убеждениях. Изая заранее знает - человечество и есть сплошной изъян. Объект его любви – сброд искалеченной, часто озлобленно-злой немощи, разлагающейся под воздействием миллионов факторов.
Он без ума от современной аристократии, откровенно презирающей бедных за их нищету.
Обожает врачей, тайно выписывающих рецепт на викодин без острой на то необходимости.
Влюблен в официантов, выдумывающих пьяным посетителям огромные счета за так и не заказанный омаровый мусс.
Им любимы все, кто только посмел когда-то вдохнуть воздух полной грудью.
Все, кроме Хейваджимы. Чертового Хейваджимы, который пришелся бы очень кстати прямо здесь и сейчас. Но его здесь нет, потому что он – отступник, не вписавшийся в определение «человек».
- Мелкий, сосредоточься. Вон тот парень, видишь? Зови его Тони и никак иначе. Договорились? А нет, нет... Лучше Фрэнк. Да, Фрэнки – это то, что надо.
Изая согласно кивает, едва держа глаза открытыми. Ему все равно, как зовут широкоплечего мужчину с короткой стрижкой и татуировкой на шее. Куда больше занимает тот, кто находится напротив, растягивает на губах сладкое имя «Френсис» и повторяет его каждый раз с другим оттенком интонации.
- Ты закончишь страдать херней, придурок? – одергивает то ли Тони, то ли Фрэнки, и, скорее всего, ни одно из этих имен никакого отношения к нему не имеет. Его грязно-зеленые армейские штаны забрызганы кровью чуть ниже колена.
Парень перед Орихарой улыбается и тянется раскрытой ладонью к лицу информатора, обнажив крепкие, но уже слегка пожелтевшие зубы. У него темные спутанные волосы и светлые мутно-серые глаза с мелкими рыжими пятнышками возле зрачка. Кончики пальцев, касающихся щеки, шершавые и сухие. Явно не азиат, что в сложившейся ситуации неудивительно. На груди, над затасканной белой майкой, болтается толстая цепь с пугающе большим количеством разнообразных крестов. Один золотой, все остальные серебряные, как и цепочка. Они что, решили провести над ним обряд экзорцизма? Зря. Момент уже давно упущен.
Пытаясь их сосчитать, в общем-то далекий от религии Изая сбился уже на пятом, но он без труда узнал среди кое-где черненого серебра выделяющийся на общем фоне кельтский крест.
Окровавленная папка с отчетами валялась совсем недалеко, но ему уже было плевать. Вряд ли в ней было что-то кроме стопки пустых листов.
Все началось всего пару часов назад.
Дело в том, что информация от Маэды, которую тот должен был отправить Ягири, сильно задержалась, и все сразу стало ясно. Кое-кого подло, без жалости продали, и этот кто-то – Орихара Изая.
Первые симптомы тихого одностороннего предательства похожи на разрыв любовных отношений, о котором один из пары еще даже не подозревает. Инициатор не отвечает на звонки, всячески избегает тебя, и что самое удивительное – не просит помочь в вопросах, с которыми раньше без тебя не справлялся. Предателю стыдно за то, что он предатель. Он не хочет, чтобы ты был уверен в его измене, потому что желание спокойно жить, не боясь мести – это то, чего не отберешь никакими земными силами.
Чувство, когда твою жизнь передают из рук в руки, несравнимо ни с одним другим. Но информатора беспокоило совершенно не это. Случилась эта дрянь в какой-то мере очень неожиданно. Вот такая вот трагедия.
В один прекрасный день после долгого молчания Маэда просто позвонил сам. И сделал он это, несомненно, потому что на него надавили те, кого искал сам информатор.
«Есть разговор, - сказал тогда он, - Нужно встретиться, за отчеты не волнуйся, они уже готовы. Я захвачу их с собой, там и расквитаемся».
С одной стороны – это явное наебалово.
С другой – отличный способ, затратив минимум усилий, повидаться с людьми, стычки с которыми все равно не избежать.
Изая искал, Изая нашел, не так ли? Побег от собственных желаний – занятие для глупцов.
Убивать его не будут, потому что в этом нет смысла. Главную фигуру на эту шахматную доску тоже не выведут – слишком много чести. Да и опасно оно. Зачем раскрывать свое лицо, если можно обойтись парой верных подчиненных?
И вот он здесь. Оружейный склад, бесконечные ряды деревянных ящиков с патронами, кровь во рту. Запах пыли и крэка.
Когда делаешь все сам, огребаешь потом тоже сольно. Но в этом есть и свои плюсы, правда.
- Знаешь, кто мы?
- Ставлю на американцев.
Орихара едва смог справиться с голосом, упираясь спиной в один из ящиков, чтобы не упасть. Не сказать, что его слишком уж били, до Хейваджимы ребятам далеко. Но в такие моменты лучше лишний раз не показывать, что ты можешь выдержать куда больше, оставаясь в сознании. Обычно это побуждает людей проверить, на сколько же тебя хватит.
- Побеждать мы должны, раз уж наше дело праведно, [1] – усмехнулся паренек, ложа руку на сердце и задевая длинными пальцами кресты, - Но я спрашивал тебя совсем не об этом. Хотя, знаешь что. Забудь. Хейваджима ведь не твой друган, верно? Едва ли не каждая крыса в округе уже донесла нам, что вы терпеть друг друга не можете. Так какого хера ты тогда с ним таскаешься, а? Объясни мне.
Защелкали заряжаемые в магазин пули. Это Тони-Фрэнки возился со стволом, желая придать атмосфере накаленности, а Орихаре - сговорчивости.
- Я информатор. И я не отказываюсь от работы просто потому что клиент – мудак.
Изая, скривившись, надавил ногтем на один из резцов, проверяя, не шатается ли он. К счастью, тот все еще плотно сидел в десне - поход к дантисту отменяется. Если, конечно, они закончили тестировать его челюсть на прочность.
Парень недоверчиво прищурился, поднося к потрескавшимся губам стеклянную трубку с крэком. Воспользовавшись этим, его провожатый тут же вклинился в разговор, демонстративно отворачиваясь от явно неприятного ему зрелища, типичного для компаний, где листья коки составляют вполне привычный рацион.
- У нас тоже работа из тех, где перебирать не приходится, но что-то я тебе не верю. Все, что мы делали последнее время – вынюхивали о вас двоих, и…
- Тихо, Фрэнки, тихо, - расслабленно проговорил напарник на выдохе и мягко, будто успокаивая, положил руку на затылок Орихары, - Я спрашиваю. Ты отдыхаешь.
Вместо того, чтобы передернуть головой, сбрасывая чужую ладонь, Изая неподвижно оценил тени, омрачившие кожу под лихорадочно блестящими глазами. Тощее тело, подрагивающие пальцы. Этот парень уже не с ними. Несколько лет назад его поглотила другая реальность.
Обреченный на постепенное гниение и зверские ломки, он поднес к своей нижней губе большой палец, медленно проводя по ней, скривился.
- Блять, как же оно жжет.
- Пушку держи, нарк херов.
- А? Нет, Тони, убери. Убери, сказал. Пистолет для убийств. А кто я такой, чтобы людей убивать? - он отмахнулся от ствола рукой, все еще сжимающей слишком короткую трубку.
- Только что я был Фрэнком.
- Да будь ты хоть Мередит, мне не жалко. За это я и люблю свою работу – никаких постоянных имен. Чаще всего я оказываюсь Дорианом, даже привык как-то. Мама хотела меня так назвать, я уверен, - добавил он, обращаясь уже к информатору, а затем понизил голос, прикрыв рот ладонью, - Кстати, это Фрэнки грохнул Йокогаву. И знаешь что? Я был не против. Этот урод слишком уж нагло бодяжил, нужно совесть иметь что ли. Пусть земля ему будет адом. Но немного крэка я у него все же взял, он вроде бы ничего. Мертвый не скурит, а я не могу позволить добру пропасть просто так.
Кресты на его шее качнулись, когда он согнулся в приступе почти беззвучного смеха, цепляясь за Орихару и оттягивая его куртку. Со стороны это скорее походило на припадок молчаливого удушья, чем на проявление веселья.
- Присядь, - попросил «Дориан, потому что так хотела его мама», - А ты уйди, Фрэнк. Погуляй, покури, детям позвони. Я позову, если что.
Тот хмыкнул, пробормотав что-то о дурацких именах, но спорить не стал, только раздраженно провел ладонью по выбитому на шее орлу. Вскоре он скрылся за блоками ящиков, тяжелые шаги затихли. Хищники охотятся и пожирают, в этом алгоритме задач нет команды «разговаривать».
Изая согнул ноги в коленях, опускаясь прямо на пол. Спина сразу же противно заныла, а пыль от тряпки, наброшенной на голову, когда его заталкивали в машину посреди улицы, заставляла глаза болеть и слезиться. Он окинул взглядом высокого парня перед ним, каждый раз возвращаясь к цепочке. Удар у него слабоватый, но точный, выглядит совсем как юнец, хотя он определенно не младше самого информатора. Мышцы рук сухие, выделяются довольно резко, а вот ноги – черт разберешь, джинсы-то свободные, скрадывают все. На спортсмена не похож, но тонус не теряет. Обожженные губы и маленькая ранка в углу рта, скорее всего, тоже след от ожога. Затянется – будет шрам.
Дориан присел на корточки совсем рядом, почти вплотную. Ногтем он поскреб трехдневную щетину, а затем спрятал в карман курительную трубку, выуживая оттуда вместо нее что-то другое. То, что его так откровенно разглядывают, парня совсем не смутило.
- Твой нож, - хрипло сказал он, вручая предмет Орихаре, - И телефон. Я записал себе номер Хейваджимы. Вряд ли нам понадобится ему звонить, но на всякий случай, окей? «Шизу-чан» - это очень мило с твоей стороны. Если бы он так часто не пытался убить тебя, я бы подумал, что вы любовники. Или это у вас так страсть бурлит? Ни дня любви без перелома?
Изая не удержался от презрительной ухмылки, но язвить не стал. Он продолжал наблюдать, выжидая, за каждым действием своего нового знакомого. Теперь, когда в руках он держал верное оружие, мир казался не таким враждебным. Они один на один, с уходом Фрэнка силы сровнялись. Но это плохо. Это очень плохо. Потому что информатор знал, зачем нужны такие уступки – мягкая и правильная стратегия затягивающейся петли. Его успокаивают, подготавливая психологически к чему-то нехорошему. Заботливо накрывают голову подушкой, чтобы выстрел не был таким громким, привлекающим ненужное внимание.
- Маэда уверял меня, что ты не придешь.
- Он идиот.
- Не спорю. И по-моему антидепрессанты уже не идут ему на пользу, пора переходить на что-то серьезнее.
Короткий смешок и молчание. Оба присматриваются друг к другу, примеряются. В этот короткий момент они взвешивают, что позволено, а что нет. Подбирают слова для создания нужного эффекта и настроения. Тусклый свет огромного помещения, где живут мыши и эхо, делает атмосферу интимной, уединенной. Словно это секретное собрание тамплиеров в самом потаенном, освещенном лишь парой факелов, углу церкви или романтический ужин при свечах. Свечах с запахом пороха и подгнивающего дерева.
- Предупреждаю сразу: я не буду говорить ни слова о человеке, на которого работаю – это запрещено, - первым начал Дориан, склоняя голову и глядя немного исподлобья.
- А я не разглашаю информации о своих клиентах, - это наглая ложь, но она сама сорвалась с языка. Где-то там должно быть уточняющее «на время работы с ними», но оно затерялось в гуще воздуха.
- Этого и не требуется. О Хейваджиме мы знаем все, что пока нужно. Остальное – не наше дело.
- Тебе не кажется, что на этом мы зашли в тупик? Единственное, чем я могу быть вам полезен – это информация. А теперь, как выясняется, она вам не нужна. Только не говори, что я зря испортил себе лицо этим вечером.
- Кровь такое лицо только украшает, тебе идет, - парень хохотнул как-то совсем хрипло и прерывисто, сложил руки на согнутых коленях, - Он хочет другого. Он говорит, что работать с тобой в качестве информатора слишком опасно для нас сейчас. Думает, будто есть возможность, что тебе не понравится развитие событий, и ты захочешь все переиграть. Поэтому то, зачем я здесь – это всего лишь маленькая просьба. В какой-то мере дар для тебя, шанс выжить. Близко к себе он не подпустит, но возможность спастись и даже принять участие предоставит. Если хочешь знать мое мнение – ты ему нравишься. Хоть и то, что ты влиятельная персона в этом городе, ему мешает. Он хочет развеять сомнения, ощутить твою лояльность.
Так вдохновенно говорят только помешанные или люди под кайфом, что в данном случае, скорее всего, уже слилось в одно целое. Глаза Дориана раскрылись шире, дыхание участилось. То, с каким смешанным выражением каждый раз произносилось это зловещее «он», ясности о фигуре, скрывающейся за ним, не внесло. Орихара с трудом сохранил лицо, ощущая почти непреодолимое желание прервать наглеца, чтобы не забывался, с кем говорит, но он вовремя напомнил себе: все сказанное – послание от совсем другого человека. Человека, который его остерегается и не разделяет интересов самого информатора. Или же наоборот, их цели идентичны, а потому конкуренция неизбежна. Оба варианта полный отстой. Как и все, во что вечно влезает Хейваджима. Да он просто физически не способен встрять во что-то, что можно решить просто и тихо, не бросаясь в крайности.
- Если я должен быть лоялен к тому, что чьи-то люди будут гладить меня прикладом по голове на пустых складах, то я пасс, - ухмыльнулся Изая, прикладывая холодную руку к затылку, слабо пульсирующему и разгоряченному от боли.
- Это привычка Фрэнки. Ничего не могу с ней поделать.
- Не можешь, потому что тебе это нравится.
Эта черта, подмеченная цепким взглядом информатора – полная противоположность природы Хейваджимы Шизуо. Если тот ненавидит насилие, причиняя его, то этот человек дико любит чужую боль. Это заметно по тому, как любовно он наслаждался каждым ударом, медленно сжимая кулак, как жадно смотрит он сейчас на царапину, оставшуюся от тяжелого кольца-печати Фрэнка.
Дориан не спорит, только усмехается и вдруг тянется к собственной шее, бережно расстегивает цепочку, снимая с нее кресты один за другим и ссыпая их все в ладонь, кроме золотого – тот он заботливо сунул в карман. Они так блестят, словно их полируют каждый день или отлили только вчера.
- Да, ты прав. Мне это нравится, - серьезно говорит он, когда все серебро оказывается у него в руке, - Вот почему я не против таскаться с Фрэнком. А ведь у него двое детей, знаешь. Два маленьких кровососа. До жути семейный человек. А по виду и не скажешь, правда?
Через несколько минут на смену крэк-кокаиновой эйфории придет характерный скат в депрессию и опустошенность, если он снова хорошенько не затянется, но пока что уровень дофамина позволяет чувствовать себя чертовски хорошо. Об этом говорит расслабленное лицо Дориана и его мягкая, хоть и слегка нервная улыбка. Он снова торопливо ищет что-то в кармане, а когда находит, то это оказывается совсем не закоптившаяся на конце от пламени зажигалки трубочка. Тонкая цепочка – куда тоньше, чем та, на которой держится все его достояние с религиозным уклоном.
- Но и не только поэтому, конечно. У меня есть свое задание. Своеобразная миссия, можно даже так назвать. Если в нашем кругу большинство таких как Фрэнк, обыкновенных карателей, то я – крестоносец. Очень особенный человек. Или для тебя все они особенные? Ты ведь любишь людей, я слышал.
От тона его голоса информатор почему-то напрягся. Горячий и уверенный, он пробирал до костей своей неожиданной решительностью.
Так говорит пророк, предсказывая приход мессии и вознося спасителя к высотам милосердия и благодати.
Так говорит одержимый о своей идее, сдавившей в тиски и мучающей его до конца дней.
Кресты, вместившиеся в ладонь, словно в чашу, тихо звенели друг о друга, когда Дориан осторожно касался их пальцем, перебирая. Совершенно разные, они ярко отсвечивали в ожидании своей очереди.
- Нравится? – перехватив взгляд Изаи, спросил он, скалясь шире, - Все это – знамена, вверенные мне лично. И их нужно раздать, потому что свое я уже давно несу, а остальные предназначены другим. Я бы принял их все, но не мое это решение.
- Я знаю этих людей? – во рту стало сухо, но Орихара все равно едва заметно сглотнул, охваченный неприятным предчувствием. Он вдруг вспомнил, как однажды Йокогава невзначай обронил, будто хотел отучиться на архитектора. Тогда он еще не принимал ничего серьезнее низкокачественной травки.
Дориан не ответил, сжав губы в тонкую полоску и лукаво прищурив веки, он, наконец, выбрал из множества крестов один и аккуратно повесил его на ту самую тонкую цепь.
Восемь. Их было восемь, если не считать золотого.
- Я объясню тебе, как спасти свою жизнь с пользой.
Информатор едва подавил хохот, насмешливо глядя на парня. Он не боялся его, все, что он чувствовал сейчас – это жгучий интерес, сумевший отвести постоянно теплившуюся в нем любовь к людям на второй план. С ним не раз пытались играть по чужим правилам, и он охотно соглашался, прекрасно зная, что только на своей территории противник будет чувствовать себя раскованнее всего и откроет свое истинное лицо. Вот, что ему нужно от людей – то, кем они являются на самом деле.
Так значит спасти свою жизнь? И он говорит это тому, кто спасает ее едва ли не каждый день?
- Я внимательно слушаю, - склоняясь вперед, ближе к коленям, чтобы выразить всю степень заинтересованности, сказал Изая.
- Сейчас ты очень близок к Хейваджиме, он тебе доверяет, хотя бы немного, у него ведь нет выбора, верно? Нужно, чтобы так все и было. Чем ближе – тем лучше. Привяжи его к себе, как угодно, нам плевать. Стань его другом, любовником, дилером. Кем-то нужным.
С каждым новым словом информатор все крепче сжимал в руках рукоять ножа, ощущая себя… Близким к ярости. Продолжая ровно улыбаться, он чувствовал, как желание разрезать этого обдолбанного пацана на узкие кожаные полоски возрастает. Любовником? Другом? Кем-то нужным? Он хоть понимает, что несет? Шизуо ненавидит его так, что и цепочка перерождений сансары не спасет его от этой ненависти, сохраняясь в каждом новом воплощении души. Да и сам информатор совсем не добрая фея, творящая чудеса из доброты сердечной, как и не шлюха, стелящаяся под кого-либо по приказу для какой-то там призрачной выгоды. Если кто-то хочет его убить – пусть попытается. Спасать свою шкуру таким способом – это слишком. Он найдет другой выход. Не только выжить, но и жестоко наказать того, кто возомнил себе, будто способен сделать из него ручную подстилку.
Ничего из этого не отразилось на его лице, но речь Дориана стала быстрее и даже немного учтивее. Или так только казалось?
- На самом деле это не обязательно. Сейчас я описываю картину того, как все могло бы быть в идеале. Достаточно будет, если ты просто кинешь его, как клиента. Перестанешь помогать. Думаю, для тебя это не составит труда, особенно если учесть, что Хейваджима тебе далеко не друг. И даже не приятель.
- О, всего-то? И это убережет меня от «его» гнева? Еще скажи сейчас, что «он» снизойдет до моего помилования, и я перережу тебе горло.
- А как же любовь к людям?
- Перережу с любовью.
Изая вскинул руку с ножом, лезвие оказалось всего в паре сантиметров от бледного лица парнишки. Он скосил на него глаза, а затем снова посмотрел в лицо Орихары. Тот улыбался спокойно, доброжелательно, как и пять минут назад. Но что тогда, что сейчас, улыбка эта не вселяла обманчивого доверия, потому что острые черты обладателя сводили всю мягкость к нулю.
- Ого. Быстро, - Дориан поднял руки и неуклюже пошатнулся, едва удержав равновесие на затекших от неудобной позы ногах, - Я всего лишь выкладываю тебе информацию, вот и все. Не спускай на меня всех собак. Тот, кто хочет выебать твое самолюбие – не я. Меня вполне удовлетворяют физические потехи, клянусь. И Хейваджима мне никуда не уперся. Америка любит супергероев только в рамках СМИ и в лице президента.
Орихара тут же быстро взвесил сказанное и слегка поостыл, думая о том, что ничего в общем-то ужасного не произошло. Все почти как обычно: от него хотят то, что не могут получить самостоятельно, но в данном случае это скорее угроза, чем предложение. Как бы там ни было, Изая уже принял решение. Такая грубость не для него – пусть ребята разбираются со своими делами собственными силами. У него есть определенный статус и репутация, но он вправе выбирать, за что браться, а за что нет. Если встанут на пути – им конец. Если он встанет на пути, а они попытаются его убрать – им конец. Но вот так вот заявлять о подобных вещах не пристало джентльмену, хотя бы немного чтящему свою жизнь.
Осторожно, словно боясь, будто информатор негативно среагирует на слишком резкое движение, Дориан надел цепочку с крестом на все еще смотрящий ему в левую глазницу кончик лезвия. Крест качнулся, и Изая поднял руку, чтобы цепь не слетела вниз, а съехала к запястью. Лезвие медленно и бесшумно вернулось в рукоять, утопая в ней, словно копье в трясине, а Орихара поднес руку ближе к лицу, глядя на серебрящийся знак.
- Вот это – твой крест. И ты будешь его нести. Пока он с тобой, никто из наших тебя не тронет. Надень так, чтобы он был незаметен, можешь положить в карман. Главное, чтобы он был всегда при тебе - это твой оберег на время раздумий. Мы никуда не спешим, но ждать вечно не будем. Сколько у тебя времени – я не знаю. Но если ты решишь работать на нас раньше, чем оно истечет, просто приди на железнодорожный вокзал Синдзюку, положи цепочку в камеру хранения под пятнадцатым номером и свисни ключ. Надеюсь, никаких проблем с совестью не будет, если что? У меня есть дубликат.
Изая криво оскалился, внимательно слушая. Интересно, по какому же поводу его должна грызть совесть – из-за кражи ключа у общественности или же из-за наглой подставы Шизу-чана? В конце концов, он уже подставлял Хейваджиму. И ни один мускул на непроницаемом лице его воображаемой совести с тех давних пор не дрогнул.
- Каждый день, утром и вечером, кто-то из наших будет ее проверять. Если ты решишь просто отказать вашей местной легенде в своих услугах, чтобы не мешать нам – засунь туда… - он задумался, что-то для себя решая, а затем ухмыльнулся, - Хм, допустим пачку кондомов. Намекну Фрэнку, что еще одного пополнения в его до тошноты дружной семье я не выдержу. Мы примем твое решение и возможно даже не обидимся. Только не удивляйся, если кто-то из наших ребят решит растратить эту самую пачку на тебя. У всех свои методы наказаний. Все, что я могу обещать в таком случае, так это оставить тебя в живых. Но это только если ты успеешь решиться. Если же время наступит раньше, а ты все еще не определишься, это автоматически примется за враждебное настроение. Захочешь заявить о войне в лоб – можешь сразу прятать в камеру крест, но ты ведь этого не сделаешь, я надеюсь? Мне будет жаль зарывать твои кости.
Дориан закончил и поднялся, разминая онемевшие ноги и явно ожидая реакции. Он достал потертую зажигалку Зиппо[2], и зажег ее, черкнув по джинсам, поднес к лицу, глядя на Орихару сквозь огонь.
- И когда же наступит это самое время?
- Сказал же – я не знаю. Как повезет. Еще вопросы?
- Да, - глухо подтвердил Изая, - Почему кельтский?
Он перекатывал крест на запястье, держа пальцами цепочку, и внимательно изучал его. Информатор так часто встречал такой в книгах по мифологии, что символика и ироничность не могла не позабавить. Ровные лучи, слегка заходящие за круг, обозначающий цикличность едва ли не во всех поверьях древних народов – Крест Святого Колумба. Такой присутствует даже в гадальных раскладах Таро, если ему не изменяет память. Парень выбрал его сам или ему велели вручить именно этот? Вряд ли это случайность.
Назвавшийся Дорианом с щелчком закрыл крышечку зажигалки. Его лицо стало пустым, словно не зная, какое же выражение принять. Свежий ожег на губе слабо кровоточил.
- А что, хочешь другой? – спросил он, убирая длинные волосы с лица.
- Нет. Почему именно этот?
- Он немного наслышан о твоей теории. Я же сказал – ты ему нравишься. Разве ты не стал информатором только для того, чтобы знать все о людях, потому что они тебе интересны? Симпатия, любовь – вот причина.
- Но Шизу-чан интересен ему куда больше.
- Это тебя уязвляет?
- Не то слово. Смертельно.
- В таком случае это дополнительный повод избавиться от Хейваджимы. Кстати, не хочешь позвонить ему, чтобы позвать на помощь? И тебе домой легче добраться, и мне веселее – я еще ни разу не видел его вживую. Только на фотографиях, а там он совсем не кажется таким грозным, как его описывают.
- Нет, - слишком резко, чем нужно было бы, ответил информатор.
- Что ж, жаль. Не любишь просить помощи – не проси. Вот только долго ты так не протянешь, я уже много раз в этом убедился. Очень много раз. Ну, бывай, увидимся как-нибудь. Если доживем.
Парень развернулся на пятках мягких кроссовок и смазано махнул рукой на прощание. Глядя на опущенные острые плечи удаляющегося Дориана, Изая сцепил зубы. Было слышно, как тот во все горло зовет напарника, что Фрэнку, видимо, не понравилось, потому что заткнул он своего приятеля очень быстро, предположительно ударом в лицо. Информатор остался один на один с ящиками, набитыми автоматическим оружием и боеприпасами – какая идиллия. С таким арсеналом можно уничтожить все население Ватикана, по алфавиту выстроив его в очередь за смертью.
Со складами у Орихары всегда были плохие ассоциации, выработанные еще несколько лет назад. В такие малолюдные места обычно не приглашают на свидания и чаепития. В немаленьком радиусе не бродило ни одной души, и это угнетало. Быть столь далеким от любимых людей для информатора было скучно, а значит болезненно. О том же, что случилось с охраной этого места, думать не хотелось. В худшем случае жены, матери и дети еще долго не смогут оправиться от потери.
Он еще долго разглядывал крест, размышляя над тем, что услышал. Ничего из этого не запомнилось ему настолько, чтобы можно было вписать этот день в топ самых удачных.
«…есть возможность, что тебе не понравится развитие событий, и ты захочешь все остановить».
О чем это? Они боятся, что он будет против того, как они решат использовать Шизу-чана? Это вряд ли. Им известно, что информатор и Хейваджима не просто не ладят – друг друга готовы со свету сжить. Или они думают, будто Изая помогает Шизуо с какой-то определенной целью? Например, потребовать в ответ на услугу что-нибудь вроде подчинения или сотрудничества? Да это же вздор – тут бесполезно даже пытаться, если он и согласиться, то рано или поздно Шизуо все равно сорвется с цепи и придушит Орихару даже без видимой на то причины. Покорность врагу - вещь невозможная и истинно мифическая. Сколько не возвышай человечность, инстинкты всегда сильнее.
Несмотря на то, что условия странного договора были довольно свободными на первый взгляд, Изая чувствовал - он конкретно влип.
Думая, куда же деть злополучный крест, доставшийся ему неведомо зачем, информатор просто взял и, даже не расстегивая застежку, обмотал цепью запястье. Она оказалась такой длинной, что он смог обернуть ее три раза, а та все еще свободно болталась на худой руке.
Может, так кельтские боги отметили его среди других смертных.
Опустив рукав кофты и пряча под ним крест, он взял в руки телефон, который до этого положил на пол рядом с собой, и не успел спрятать его в куртку, как тот зазвонил. Орихара взглянул на номер, сцепив зубы. Он что, чует, когда звонить не стоит и поэтому пользуется шансом сделать все еще хуже?
- Можешь не объяснять, я и так понял, что ты ошибся номером, Шизу-чан.
- Не ошибся. Где ты?
- Вот так сразу, без предисловий? В чем дело? Соскучился?
- Безумно. Так соскучился, что встречу – все кости в объятьях переломаю, - голос злой, совсем без доли насмешки. Точно переломает, если не остынет.
- О, я тоже. Очень.
- Просто скажи, где ты шляешься, и я тебя найду, чтобы набить тебе морду, урод.
- Нет, - торопливо выдохнул Изая, пытаясь сообразить, зачем он мог так срочно понадобиться Хейваджиме, - Нет, не стоит.
Реакция Шизуо была куда более, чем странной. Он просто замолчал. Ожидавший раздраженных угроз, Орихара прикусил губу, когда понял, что Хейваджима на том конце даже не думает пообещать вырвать ему позвоночник. Паранойя давила на нервную систему, но не мог же Шизуо волшебным образом прознать, что не так давно информатор спокойно вел здесь беседы на тему предательства и лжи с теми, кто чуть не прибил его любимого младшенького братца.
- В чем дело? – каким-то непривычно спокойным голосом спросил он после нескольких секунд паузы и сразу же строго предупредил, - Даже не думай сейчас отключать телефон, иначе я выброшу все твои книги и ноутбук в окно вместе с той странной женщиной, если она попытается меня остановить.
- Не трогай мою секретаршу, - устало усмехнулся информатор, прекрасно понимая, что Намие даже не шелохнется, если Хейваджима действительно начнет крушить его офис.
- Ну так что?
- Хватит разрушать мою квартиру. Пора перейти к твоей. Я скоро буду, жди меня в своем лучшем наряде.
- Обойдешься, кретин, - рявкнул Шизуо, и по голосу его стало ясно, что прямо сейчас он зажал в зубах сигарету, чтобы было удобнее подкуривать, - Быстрее давай.
- Стой, не бросай трубку.
- Что такое? Хочешь выразить свои пожелания насчет ужина?
- Я не прихотлив, милая, - заверил его информатор, тоном давая понять, что на этом их перебранка закончена, - Шизу-чан. Если бы тебе вдруг выпала такая невероятная возможность, ты бы меня предал?
- Нет. Зачем?
Изая напрягся, пытаясь уловить фальшь. Ответы, над которыми не задумываются, обычно и есть самыми честными. Но Хейваджима что, святой? Или совсем дурак? Значит, убивать и калечить можно, но для предательства он слишком благороден, оказывается.
Чтобы сдержать смех, информатору пришлось закусить губу. Он ожидал чего угодно, но не искреннего непонимания в голосе того, кто столько раз угрожал уничтожить его собственными руками. Казалось бы, такая ненависть не должна перебирать способами мести.
- Да черт с ним. Такого шанса не будет, - бесцветно произнес Орихара, отключая телефон и понимая, что фраза далась ему с трудом.
Невозможно предать того, кто тебе не доверяет.
[1] – вольный перевод строчки из гимна США.
[2] – Zippo – популярный американский бренд зажигалок, появившийся в 1932 году и славящийся своим качеством.
читать дальшеМожно питать ярую ненависть к мелким карманникам, толкая ядовитые речи о том, какие они жалкие, презирать наркоманов, считая их низшей связкой общества, тупиковой ветвью человеческого развития. Посылать в полицию донос за доносом, ловить за руку соседского пацана, у которого зрачки сужены до размеров куда меньше кунжутного семечка, и вести к родителям, крича ему в лицо, какое он ничтожество.
Но однажды твой сын приходит домой, берет бутылку минералки, делая глоток, долго-долго смотрит на заголовок газеты в твоих руках, так долго, что делать вид, будто так уж поглощен чтением, было бы стыдно. Ты ведь любишь своих детей.
И вот, спустя несколько секунд, снимая бейсболку и закрывая покрасневшие глаза, твой ребенок говорит нечто ужасное.
"Мам, я угнал машину".
"Пап, это уже не травка".
Или, что хуже, ты узнаешь это случайно. Просто волей случая находишь чужой Ролекс под его матрасом или небольшой целлофановый пакетик, набитый под завязку тем, чем даже ты в его возрасте еще не баловался. Впрочем, источник информации не важен. В этом и заключается главное преимущество информации. Она как деньги – ей всегда рады, каким бы ни был способ добычи.
Сквозь стиснутую гордость и все то, что говорил раньше, ты кладешь своему сыну-дочери-мужу - кто там тебе дорог - руку на плечо, борясь с самим собой.
"Это ничего... Расскажи мне, я пойму. Мы что-нибудь придумаем".
И в голову приходит страшное понимание: объект твоей слепой любви воплощает собой все то, что ты так ненавидишь. Все те гнойные слова, слетающие с губ в сторону маленьких бледно-героиновых принцев и принцесс с припухшими голубоватыми венами, внутри которых вместо крови циркулирует сплошная смесь химии, были адресованы человеку, который для тебя важнее всего. Вообще всего, что только можно себе вообразить. Жизни, принципов, дежурных рукопожатий с начальником и банки пива за вечерним телешоу.
Но при этом ты так же четко осознаешь, как на все это плевать. В эту минуту. Сейчас. С сегодняшнего дня. В голове происходит экстренное крушение привычных понятий и морали, игла перестает казаться кошмаром, несущим заражение, смерть или еще хуже – полную деградацию. Жертвы ограблений преображаются в недалеких зевак, неспособных даже за своими карманами уследить. И плевать, что сам ты проморгал нечто важнее бумажника, бриллиантового браслета или рубиновых сережек.
Лжец. Вот кем ощущаешь себя в этот момент. Помимо ярлыков, клейменных на теле, которые за жизнь успел навесить на себя ты и другие люди, появляется новый. Среди всех тех «подкаблучник-мямля-зануда». Теперь у тебя новый социальный статус. Высеки его где-то между ярким «холерик» и нестирающимся «идиот».
Поэтому Орихара любит всех людей, не глядя на изъяны характера – он не хочет быть тем, чьи слепые глаза откроются только тогда, когда станет поздно. Он не хочет быть тем, кого когда-нибудь обязательно накроет полное разочарование в своих убеждениях. Изая заранее знает - человечество и есть сплошной изъян. Объект его любви – сброд искалеченной, часто озлобленно-злой немощи, разлагающейся под воздействием миллионов факторов.
Он без ума от современной аристократии, откровенно презирающей бедных за их нищету.
Обожает врачей, тайно выписывающих рецепт на викодин без острой на то необходимости.
Влюблен в официантов, выдумывающих пьяным посетителям огромные счета за так и не заказанный омаровый мусс.
Им любимы все, кто только посмел когда-то вдохнуть воздух полной грудью.
Все, кроме Хейваджимы. Чертового Хейваджимы, который пришелся бы очень кстати прямо здесь и сейчас. Но его здесь нет, потому что он – отступник, не вписавшийся в определение «человек».
- Мелкий, сосредоточься. Вон тот парень, видишь? Зови его Тони и никак иначе. Договорились? А нет, нет... Лучше Фрэнк. Да, Фрэнки – это то, что надо.
Изая согласно кивает, едва держа глаза открытыми. Ему все равно, как зовут широкоплечего мужчину с короткой стрижкой и татуировкой на шее. Куда больше занимает тот, кто находится напротив, растягивает на губах сладкое имя «Френсис» и повторяет его каждый раз с другим оттенком интонации.
- Ты закончишь страдать херней, придурок? – одергивает то ли Тони, то ли Фрэнки, и, скорее всего, ни одно из этих имен никакого отношения к нему не имеет. Его грязно-зеленые армейские штаны забрызганы кровью чуть ниже колена.
Парень перед Орихарой улыбается и тянется раскрытой ладонью к лицу информатора, обнажив крепкие, но уже слегка пожелтевшие зубы. У него темные спутанные волосы и светлые мутно-серые глаза с мелкими рыжими пятнышками возле зрачка. Кончики пальцев, касающихся щеки, шершавые и сухие. Явно не азиат, что в сложившейся ситуации неудивительно. На груди, над затасканной белой майкой, болтается толстая цепь с пугающе большим количеством разнообразных крестов. Один золотой, все остальные серебряные, как и цепочка. Они что, решили провести над ним обряд экзорцизма? Зря. Момент уже давно упущен.
Пытаясь их сосчитать, в общем-то далекий от религии Изая сбился уже на пятом, но он без труда узнал среди кое-где черненого серебра выделяющийся на общем фоне кельтский крест.
Окровавленная папка с отчетами валялась совсем недалеко, но ему уже было плевать. Вряд ли в ней было что-то кроме стопки пустых листов.
Все началось всего пару часов назад.
Дело в том, что информация от Маэды, которую тот должен был отправить Ягири, сильно задержалась, и все сразу стало ясно. Кое-кого подло, без жалости продали, и этот кто-то – Орихара Изая.
Первые симптомы тихого одностороннего предательства похожи на разрыв любовных отношений, о котором один из пары еще даже не подозревает. Инициатор не отвечает на звонки, всячески избегает тебя, и что самое удивительное – не просит помочь в вопросах, с которыми раньше без тебя не справлялся. Предателю стыдно за то, что он предатель. Он не хочет, чтобы ты был уверен в его измене, потому что желание спокойно жить, не боясь мести – это то, чего не отберешь никакими земными силами.
Чувство, когда твою жизнь передают из рук в руки, несравнимо ни с одним другим. Но информатора беспокоило совершенно не это. Случилась эта дрянь в какой-то мере очень неожиданно. Вот такая вот трагедия.
В один прекрасный день после долгого молчания Маэда просто позвонил сам. И сделал он это, несомненно, потому что на него надавили те, кого искал сам информатор.
«Есть разговор, - сказал тогда он, - Нужно встретиться, за отчеты не волнуйся, они уже готовы. Я захвачу их с собой, там и расквитаемся».
С одной стороны – это явное наебалово.
С другой – отличный способ, затратив минимум усилий, повидаться с людьми, стычки с которыми все равно не избежать.
Изая искал, Изая нашел, не так ли? Побег от собственных желаний – занятие для глупцов.
Убивать его не будут, потому что в этом нет смысла. Главную фигуру на эту шахматную доску тоже не выведут – слишком много чести. Да и опасно оно. Зачем раскрывать свое лицо, если можно обойтись парой верных подчиненных?
И вот он здесь. Оружейный склад, бесконечные ряды деревянных ящиков с патронами, кровь во рту. Запах пыли и крэка.
Когда делаешь все сам, огребаешь потом тоже сольно. Но в этом есть и свои плюсы, правда.
- Знаешь, кто мы?
- Ставлю на американцев.
Орихара едва смог справиться с голосом, упираясь спиной в один из ящиков, чтобы не упасть. Не сказать, что его слишком уж били, до Хейваджимы ребятам далеко. Но в такие моменты лучше лишний раз не показывать, что ты можешь выдержать куда больше, оставаясь в сознании. Обычно это побуждает людей проверить, на сколько же тебя хватит.
- Побеждать мы должны, раз уж наше дело праведно, [1] – усмехнулся паренек, ложа руку на сердце и задевая длинными пальцами кресты, - Но я спрашивал тебя совсем не об этом. Хотя, знаешь что. Забудь. Хейваджима ведь не твой друган, верно? Едва ли не каждая крыса в округе уже донесла нам, что вы терпеть друг друга не можете. Так какого хера ты тогда с ним таскаешься, а? Объясни мне.
Защелкали заряжаемые в магазин пули. Это Тони-Фрэнки возился со стволом, желая придать атмосфере накаленности, а Орихаре - сговорчивости.
- Я информатор. И я не отказываюсь от работы просто потому что клиент – мудак.
Изая, скривившись, надавил ногтем на один из резцов, проверяя, не шатается ли он. К счастью, тот все еще плотно сидел в десне - поход к дантисту отменяется. Если, конечно, они закончили тестировать его челюсть на прочность.
Парень недоверчиво прищурился, поднося к потрескавшимся губам стеклянную трубку с крэком. Воспользовавшись этим, его провожатый тут же вклинился в разговор, демонстративно отворачиваясь от явно неприятного ему зрелища, типичного для компаний, где листья коки составляют вполне привычный рацион.
- У нас тоже работа из тех, где перебирать не приходится, но что-то я тебе не верю. Все, что мы делали последнее время – вынюхивали о вас двоих, и…
- Тихо, Фрэнки, тихо, - расслабленно проговорил напарник на выдохе и мягко, будто успокаивая, положил руку на затылок Орихары, - Я спрашиваю. Ты отдыхаешь.
Вместо того, чтобы передернуть головой, сбрасывая чужую ладонь, Изая неподвижно оценил тени, омрачившие кожу под лихорадочно блестящими глазами. Тощее тело, подрагивающие пальцы. Этот парень уже не с ними. Несколько лет назад его поглотила другая реальность.
Обреченный на постепенное гниение и зверские ломки, он поднес к своей нижней губе большой палец, медленно проводя по ней, скривился.
- Блять, как же оно жжет.
- Пушку держи, нарк херов.
- А? Нет, Тони, убери. Убери, сказал. Пистолет для убийств. А кто я такой, чтобы людей убивать? - он отмахнулся от ствола рукой, все еще сжимающей слишком короткую трубку.
- Только что я был Фрэнком.
- Да будь ты хоть Мередит, мне не жалко. За это я и люблю свою работу – никаких постоянных имен. Чаще всего я оказываюсь Дорианом, даже привык как-то. Мама хотела меня так назвать, я уверен, - добавил он, обращаясь уже к информатору, а затем понизил голос, прикрыв рот ладонью, - Кстати, это Фрэнки грохнул Йокогаву. И знаешь что? Я был не против. Этот урод слишком уж нагло бодяжил, нужно совесть иметь что ли. Пусть земля ему будет адом. Но немного крэка я у него все же взял, он вроде бы ничего. Мертвый не скурит, а я не могу позволить добру пропасть просто так.
Кресты на его шее качнулись, когда он согнулся в приступе почти беззвучного смеха, цепляясь за Орихару и оттягивая его куртку. Со стороны это скорее походило на припадок молчаливого удушья, чем на проявление веселья.
- Присядь, - попросил «Дориан, потому что так хотела его мама», - А ты уйди, Фрэнк. Погуляй, покури, детям позвони. Я позову, если что.
Тот хмыкнул, пробормотав что-то о дурацких именах, но спорить не стал, только раздраженно провел ладонью по выбитому на шее орлу. Вскоре он скрылся за блоками ящиков, тяжелые шаги затихли. Хищники охотятся и пожирают, в этом алгоритме задач нет команды «разговаривать».
Изая согнул ноги в коленях, опускаясь прямо на пол. Спина сразу же противно заныла, а пыль от тряпки, наброшенной на голову, когда его заталкивали в машину посреди улицы, заставляла глаза болеть и слезиться. Он окинул взглядом высокого парня перед ним, каждый раз возвращаясь к цепочке. Удар у него слабоватый, но точный, выглядит совсем как юнец, хотя он определенно не младше самого информатора. Мышцы рук сухие, выделяются довольно резко, а вот ноги – черт разберешь, джинсы-то свободные, скрадывают все. На спортсмена не похож, но тонус не теряет. Обожженные губы и маленькая ранка в углу рта, скорее всего, тоже след от ожога. Затянется – будет шрам.
Дориан присел на корточки совсем рядом, почти вплотную. Ногтем он поскреб трехдневную щетину, а затем спрятал в карман курительную трубку, выуживая оттуда вместо нее что-то другое. То, что его так откровенно разглядывают, парня совсем не смутило.
- Твой нож, - хрипло сказал он, вручая предмет Орихаре, - И телефон. Я записал себе номер Хейваджимы. Вряд ли нам понадобится ему звонить, но на всякий случай, окей? «Шизу-чан» - это очень мило с твоей стороны. Если бы он так часто не пытался убить тебя, я бы подумал, что вы любовники. Или это у вас так страсть бурлит? Ни дня любви без перелома?
Изая не удержался от презрительной ухмылки, но язвить не стал. Он продолжал наблюдать, выжидая, за каждым действием своего нового знакомого. Теперь, когда в руках он держал верное оружие, мир казался не таким враждебным. Они один на один, с уходом Фрэнка силы сровнялись. Но это плохо. Это очень плохо. Потому что информатор знал, зачем нужны такие уступки – мягкая и правильная стратегия затягивающейся петли. Его успокаивают, подготавливая психологически к чему-то нехорошему. Заботливо накрывают голову подушкой, чтобы выстрел не был таким громким, привлекающим ненужное внимание.
- Маэда уверял меня, что ты не придешь.
- Он идиот.
- Не спорю. И по-моему антидепрессанты уже не идут ему на пользу, пора переходить на что-то серьезнее.
Короткий смешок и молчание. Оба присматриваются друг к другу, примеряются. В этот короткий момент они взвешивают, что позволено, а что нет. Подбирают слова для создания нужного эффекта и настроения. Тусклый свет огромного помещения, где живут мыши и эхо, делает атмосферу интимной, уединенной. Словно это секретное собрание тамплиеров в самом потаенном, освещенном лишь парой факелов, углу церкви или романтический ужин при свечах. Свечах с запахом пороха и подгнивающего дерева.
- Предупреждаю сразу: я не буду говорить ни слова о человеке, на которого работаю – это запрещено, - первым начал Дориан, склоняя голову и глядя немного исподлобья.
- А я не разглашаю информации о своих клиентах, - это наглая ложь, но она сама сорвалась с языка. Где-то там должно быть уточняющее «на время работы с ними», но оно затерялось в гуще воздуха.
- Этого и не требуется. О Хейваджиме мы знаем все, что пока нужно. Остальное – не наше дело.
- Тебе не кажется, что на этом мы зашли в тупик? Единственное, чем я могу быть вам полезен – это информация. А теперь, как выясняется, она вам не нужна. Только не говори, что я зря испортил себе лицо этим вечером.
- Кровь такое лицо только украшает, тебе идет, - парень хохотнул как-то совсем хрипло и прерывисто, сложил руки на согнутых коленях, - Он хочет другого. Он говорит, что работать с тобой в качестве информатора слишком опасно для нас сейчас. Думает, будто есть возможность, что тебе не понравится развитие событий, и ты захочешь все переиграть. Поэтому то, зачем я здесь – это всего лишь маленькая просьба. В какой-то мере дар для тебя, шанс выжить. Близко к себе он не подпустит, но возможность спастись и даже принять участие предоставит. Если хочешь знать мое мнение – ты ему нравишься. Хоть и то, что ты влиятельная персона в этом городе, ему мешает. Он хочет развеять сомнения, ощутить твою лояльность.
Так вдохновенно говорят только помешанные или люди под кайфом, что в данном случае, скорее всего, уже слилось в одно целое. Глаза Дориана раскрылись шире, дыхание участилось. То, с каким смешанным выражением каждый раз произносилось это зловещее «он», ясности о фигуре, скрывающейся за ним, не внесло. Орихара с трудом сохранил лицо, ощущая почти непреодолимое желание прервать наглеца, чтобы не забывался, с кем говорит, но он вовремя напомнил себе: все сказанное – послание от совсем другого человека. Человека, который его остерегается и не разделяет интересов самого информатора. Или же наоборот, их цели идентичны, а потому конкуренция неизбежна. Оба варианта полный отстой. Как и все, во что вечно влезает Хейваджима. Да он просто физически не способен встрять во что-то, что можно решить просто и тихо, не бросаясь в крайности.
- Если я должен быть лоялен к тому, что чьи-то люди будут гладить меня прикладом по голове на пустых складах, то я пасс, - ухмыльнулся Изая, прикладывая холодную руку к затылку, слабо пульсирующему и разгоряченному от боли.
- Это привычка Фрэнки. Ничего не могу с ней поделать.
- Не можешь, потому что тебе это нравится.
Эта черта, подмеченная цепким взглядом информатора – полная противоположность природы Хейваджимы Шизуо. Если тот ненавидит насилие, причиняя его, то этот человек дико любит чужую боль. Это заметно по тому, как любовно он наслаждался каждым ударом, медленно сжимая кулак, как жадно смотрит он сейчас на царапину, оставшуюся от тяжелого кольца-печати Фрэнка.
Дориан не спорит, только усмехается и вдруг тянется к собственной шее, бережно расстегивает цепочку, снимая с нее кресты один за другим и ссыпая их все в ладонь, кроме золотого – тот он заботливо сунул в карман. Они так блестят, словно их полируют каждый день или отлили только вчера.
- Да, ты прав. Мне это нравится, - серьезно говорит он, когда все серебро оказывается у него в руке, - Вот почему я не против таскаться с Фрэнком. А ведь у него двое детей, знаешь. Два маленьких кровососа. До жути семейный человек. А по виду и не скажешь, правда?
Через несколько минут на смену крэк-кокаиновой эйфории придет характерный скат в депрессию и опустошенность, если он снова хорошенько не затянется, но пока что уровень дофамина позволяет чувствовать себя чертовски хорошо. Об этом говорит расслабленное лицо Дориана и его мягкая, хоть и слегка нервная улыбка. Он снова торопливо ищет что-то в кармане, а когда находит, то это оказывается совсем не закоптившаяся на конце от пламени зажигалки трубочка. Тонкая цепочка – куда тоньше, чем та, на которой держится все его достояние с религиозным уклоном.
- Но и не только поэтому, конечно. У меня есть свое задание. Своеобразная миссия, можно даже так назвать. Если в нашем кругу большинство таких как Фрэнк, обыкновенных карателей, то я – крестоносец. Очень особенный человек. Или для тебя все они особенные? Ты ведь любишь людей, я слышал.
От тона его голоса информатор почему-то напрягся. Горячий и уверенный, он пробирал до костей своей неожиданной решительностью.
Так говорит пророк, предсказывая приход мессии и вознося спасителя к высотам милосердия и благодати.
Так говорит одержимый о своей идее, сдавившей в тиски и мучающей его до конца дней.
Кресты, вместившиеся в ладонь, словно в чашу, тихо звенели друг о друга, когда Дориан осторожно касался их пальцем, перебирая. Совершенно разные, они ярко отсвечивали в ожидании своей очереди.
- Нравится? – перехватив взгляд Изаи, спросил он, скалясь шире, - Все это – знамена, вверенные мне лично. И их нужно раздать, потому что свое я уже давно несу, а остальные предназначены другим. Я бы принял их все, но не мое это решение.
- Я знаю этих людей? – во рту стало сухо, но Орихара все равно едва заметно сглотнул, охваченный неприятным предчувствием. Он вдруг вспомнил, как однажды Йокогава невзначай обронил, будто хотел отучиться на архитектора. Тогда он еще не принимал ничего серьезнее низкокачественной травки.
Дориан не ответил, сжав губы в тонкую полоску и лукаво прищурив веки, он, наконец, выбрал из множества крестов один и аккуратно повесил его на ту самую тонкую цепь.
Восемь. Их было восемь, если не считать золотого.
- Я объясню тебе, как спасти свою жизнь с пользой.
Информатор едва подавил хохот, насмешливо глядя на парня. Он не боялся его, все, что он чувствовал сейчас – это жгучий интерес, сумевший отвести постоянно теплившуюся в нем любовь к людям на второй план. С ним не раз пытались играть по чужим правилам, и он охотно соглашался, прекрасно зная, что только на своей территории противник будет чувствовать себя раскованнее всего и откроет свое истинное лицо. Вот, что ему нужно от людей – то, кем они являются на самом деле.
Так значит спасти свою жизнь? И он говорит это тому, кто спасает ее едва ли не каждый день?
- Я внимательно слушаю, - склоняясь вперед, ближе к коленям, чтобы выразить всю степень заинтересованности, сказал Изая.
- Сейчас ты очень близок к Хейваджиме, он тебе доверяет, хотя бы немного, у него ведь нет выбора, верно? Нужно, чтобы так все и было. Чем ближе – тем лучше. Привяжи его к себе, как угодно, нам плевать. Стань его другом, любовником, дилером. Кем-то нужным.
С каждым новым словом информатор все крепче сжимал в руках рукоять ножа, ощущая себя… Близким к ярости. Продолжая ровно улыбаться, он чувствовал, как желание разрезать этого обдолбанного пацана на узкие кожаные полоски возрастает. Любовником? Другом? Кем-то нужным? Он хоть понимает, что несет? Шизуо ненавидит его так, что и цепочка перерождений сансары не спасет его от этой ненависти, сохраняясь в каждом новом воплощении души. Да и сам информатор совсем не добрая фея, творящая чудеса из доброты сердечной, как и не шлюха, стелящаяся под кого-либо по приказу для какой-то там призрачной выгоды. Если кто-то хочет его убить – пусть попытается. Спасать свою шкуру таким способом – это слишком. Он найдет другой выход. Не только выжить, но и жестоко наказать того, кто возомнил себе, будто способен сделать из него ручную подстилку.
Ничего из этого не отразилось на его лице, но речь Дориана стала быстрее и даже немного учтивее. Или так только казалось?
- На самом деле это не обязательно. Сейчас я описываю картину того, как все могло бы быть в идеале. Достаточно будет, если ты просто кинешь его, как клиента. Перестанешь помогать. Думаю, для тебя это не составит труда, особенно если учесть, что Хейваджима тебе далеко не друг. И даже не приятель.
- О, всего-то? И это убережет меня от «его» гнева? Еще скажи сейчас, что «он» снизойдет до моего помилования, и я перережу тебе горло.
- А как же любовь к людям?
- Перережу с любовью.
Изая вскинул руку с ножом, лезвие оказалось всего в паре сантиметров от бледного лица парнишки. Он скосил на него глаза, а затем снова посмотрел в лицо Орихары. Тот улыбался спокойно, доброжелательно, как и пять минут назад. Но что тогда, что сейчас, улыбка эта не вселяла обманчивого доверия, потому что острые черты обладателя сводили всю мягкость к нулю.
- Ого. Быстро, - Дориан поднял руки и неуклюже пошатнулся, едва удержав равновесие на затекших от неудобной позы ногах, - Я всего лишь выкладываю тебе информацию, вот и все. Не спускай на меня всех собак. Тот, кто хочет выебать твое самолюбие – не я. Меня вполне удовлетворяют физические потехи, клянусь. И Хейваджима мне никуда не уперся. Америка любит супергероев только в рамках СМИ и в лице президента.
Орихара тут же быстро взвесил сказанное и слегка поостыл, думая о том, что ничего в общем-то ужасного не произошло. Все почти как обычно: от него хотят то, что не могут получить самостоятельно, но в данном случае это скорее угроза, чем предложение. Как бы там ни было, Изая уже принял решение. Такая грубость не для него – пусть ребята разбираются со своими делами собственными силами. У него есть определенный статус и репутация, но он вправе выбирать, за что браться, а за что нет. Если встанут на пути – им конец. Если он встанет на пути, а они попытаются его убрать – им конец. Но вот так вот заявлять о подобных вещах не пристало джентльмену, хотя бы немного чтящему свою жизнь.
Осторожно, словно боясь, будто информатор негативно среагирует на слишком резкое движение, Дориан надел цепочку с крестом на все еще смотрящий ему в левую глазницу кончик лезвия. Крест качнулся, и Изая поднял руку, чтобы цепь не слетела вниз, а съехала к запястью. Лезвие медленно и бесшумно вернулось в рукоять, утопая в ней, словно копье в трясине, а Орихара поднес руку ближе к лицу, глядя на серебрящийся знак.
- Вот это – твой крест. И ты будешь его нести. Пока он с тобой, никто из наших тебя не тронет. Надень так, чтобы он был незаметен, можешь положить в карман. Главное, чтобы он был всегда при тебе - это твой оберег на время раздумий. Мы никуда не спешим, но ждать вечно не будем. Сколько у тебя времени – я не знаю. Но если ты решишь работать на нас раньше, чем оно истечет, просто приди на железнодорожный вокзал Синдзюку, положи цепочку в камеру хранения под пятнадцатым номером и свисни ключ. Надеюсь, никаких проблем с совестью не будет, если что? У меня есть дубликат.
Изая криво оскалился, внимательно слушая. Интересно, по какому же поводу его должна грызть совесть – из-за кражи ключа у общественности или же из-за наглой подставы Шизу-чана? В конце концов, он уже подставлял Хейваджиму. И ни один мускул на непроницаемом лице его воображаемой совести с тех давних пор не дрогнул.
- Каждый день, утром и вечером, кто-то из наших будет ее проверять. Если ты решишь просто отказать вашей местной легенде в своих услугах, чтобы не мешать нам – засунь туда… - он задумался, что-то для себя решая, а затем ухмыльнулся, - Хм, допустим пачку кондомов. Намекну Фрэнку, что еще одного пополнения в его до тошноты дружной семье я не выдержу. Мы примем твое решение и возможно даже не обидимся. Только не удивляйся, если кто-то из наших ребят решит растратить эту самую пачку на тебя. У всех свои методы наказаний. Все, что я могу обещать в таком случае, так это оставить тебя в живых. Но это только если ты успеешь решиться. Если же время наступит раньше, а ты все еще не определишься, это автоматически примется за враждебное настроение. Захочешь заявить о войне в лоб – можешь сразу прятать в камеру крест, но ты ведь этого не сделаешь, я надеюсь? Мне будет жаль зарывать твои кости.
Дориан закончил и поднялся, разминая онемевшие ноги и явно ожидая реакции. Он достал потертую зажигалку Зиппо[2], и зажег ее, черкнув по джинсам, поднес к лицу, глядя на Орихару сквозь огонь.
- И когда же наступит это самое время?
- Сказал же – я не знаю. Как повезет. Еще вопросы?
- Да, - глухо подтвердил Изая, - Почему кельтский?
Он перекатывал крест на запястье, держа пальцами цепочку, и внимательно изучал его. Информатор так часто встречал такой в книгах по мифологии, что символика и ироничность не могла не позабавить. Ровные лучи, слегка заходящие за круг, обозначающий цикличность едва ли не во всех поверьях древних народов – Крест Святого Колумба. Такой присутствует даже в гадальных раскладах Таро, если ему не изменяет память. Парень выбрал его сам или ему велели вручить именно этот? Вряд ли это случайность.
Назвавшийся Дорианом с щелчком закрыл крышечку зажигалки. Его лицо стало пустым, словно не зная, какое же выражение принять. Свежий ожег на губе слабо кровоточил.
- А что, хочешь другой? – спросил он, убирая длинные волосы с лица.
- Нет. Почему именно этот?
- Он немного наслышан о твоей теории. Я же сказал – ты ему нравишься. Разве ты не стал информатором только для того, чтобы знать все о людях, потому что они тебе интересны? Симпатия, любовь – вот причина.
- Но Шизу-чан интересен ему куда больше.
- Это тебя уязвляет?
- Не то слово. Смертельно.
- В таком случае это дополнительный повод избавиться от Хейваджимы. Кстати, не хочешь позвонить ему, чтобы позвать на помощь? И тебе домой легче добраться, и мне веселее – я еще ни разу не видел его вживую. Только на фотографиях, а там он совсем не кажется таким грозным, как его описывают.
- Нет, - слишком резко, чем нужно было бы, ответил информатор.
- Что ж, жаль. Не любишь просить помощи – не проси. Вот только долго ты так не протянешь, я уже много раз в этом убедился. Очень много раз. Ну, бывай, увидимся как-нибудь. Если доживем.
Парень развернулся на пятках мягких кроссовок и смазано махнул рукой на прощание. Глядя на опущенные острые плечи удаляющегося Дориана, Изая сцепил зубы. Было слышно, как тот во все горло зовет напарника, что Фрэнку, видимо, не понравилось, потому что заткнул он своего приятеля очень быстро, предположительно ударом в лицо. Информатор остался один на один с ящиками, набитыми автоматическим оружием и боеприпасами – какая идиллия. С таким арсеналом можно уничтожить все население Ватикана, по алфавиту выстроив его в очередь за смертью.
Со складами у Орихары всегда были плохие ассоциации, выработанные еще несколько лет назад. В такие малолюдные места обычно не приглашают на свидания и чаепития. В немаленьком радиусе не бродило ни одной души, и это угнетало. Быть столь далеким от любимых людей для информатора было скучно, а значит болезненно. О том же, что случилось с охраной этого места, думать не хотелось. В худшем случае жены, матери и дети еще долго не смогут оправиться от потери.
Он еще долго разглядывал крест, размышляя над тем, что услышал. Ничего из этого не запомнилось ему настолько, чтобы можно было вписать этот день в топ самых удачных.
«…есть возможность, что тебе не понравится развитие событий, и ты захочешь все остановить».
О чем это? Они боятся, что он будет против того, как они решат использовать Шизу-чана? Это вряд ли. Им известно, что информатор и Хейваджима не просто не ладят – друг друга готовы со свету сжить. Или они думают, будто Изая помогает Шизуо с какой-то определенной целью? Например, потребовать в ответ на услугу что-нибудь вроде подчинения или сотрудничества? Да это же вздор – тут бесполезно даже пытаться, если он и согласиться, то рано или поздно Шизуо все равно сорвется с цепи и придушит Орихару даже без видимой на то причины. Покорность врагу - вещь невозможная и истинно мифическая. Сколько не возвышай человечность, инстинкты всегда сильнее.
Несмотря на то, что условия странного договора были довольно свободными на первый взгляд, Изая чувствовал - он конкретно влип.
Думая, куда же деть злополучный крест, доставшийся ему неведомо зачем, информатор просто взял и, даже не расстегивая застежку, обмотал цепью запястье. Она оказалась такой длинной, что он смог обернуть ее три раза, а та все еще свободно болталась на худой руке.
Может, так кельтские боги отметили его среди других смертных.
Опустив рукав кофты и пряча под ним крест, он взял в руки телефон, который до этого положил на пол рядом с собой, и не успел спрятать его в куртку, как тот зазвонил. Орихара взглянул на номер, сцепив зубы. Он что, чует, когда звонить не стоит и поэтому пользуется шансом сделать все еще хуже?
- Можешь не объяснять, я и так понял, что ты ошибся номером, Шизу-чан.
- Не ошибся. Где ты?
- Вот так сразу, без предисловий? В чем дело? Соскучился?
- Безумно. Так соскучился, что встречу – все кости в объятьях переломаю, - голос злой, совсем без доли насмешки. Точно переломает, если не остынет.
- О, я тоже. Очень.
- Просто скажи, где ты шляешься, и я тебя найду, чтобы набить тебе морду, урод.
- Нет, - торопливо выдохнул Изая, пытаясь сообразить, зачем он мог так срочно понадобиться Хейваджиме, - Нет, не стоит.
Реакция Шизуо была куда более, чем странной. Он просто замолчал. Ожидавший раздраженных угроз, Орихара прикусил губу, когда понял, что Хейваджима на том конце даже не думает пообещать вырвать ему позвоночник. Паранойя давила на нервную систему, но не мог же Шизуо волшебным образом прознать, что не так давно информатор спокойно вел здесь беседы на тему предательства и лжи с теми, кто чуть не прибил его любимого младшенького братца.
- В чем дело? – каким-то непривычно спокойным голосом спросил он после нескольких секунд паузы и сразу же строго предупредил, - Даже не думай сейчас отключать телефон, иначе я выброшу все твои книги и ноутбук в окно вместе с той странной женщиной, если она попытается меня остановить.
- Не трогай мою секретаршу, - устало усмехнулся информатор, прекрасно понимая, что Намие даже не шелохнется, если Хейваджима действительно начнет крушить его офис.
- Ну так что?
- Хватит разрушать мою квартиру. Пора перейти к твоей. Я скоро буду, жди меня в своем лучшем наряде.
- Обойдешься, кретин, - рявкнул Шизуо, и по голосу его стало ясно, что прямо сейчас он зажал в зубах сигарету, чтобы было удобнее подкуривать, - Быстрее давай.
- Стой, не бросай трубку.
- Что такое? Хочешь выразить свои пожелания насчет ужина?
- Я не прихотлив, милая, - заверил его информатор, тоном давая понять, что на этом их перебранка закончена, - Шизу-чан. Если бы тебе вдруг выпала такая невероятная возможность, ты бы меня предал?
- Нет. Зачем?
Изая напрягся, пытаясь уловить фальшь. Ответы, над которыми не задумываются, обычно и есть самыми честными. Но Хейваджима что, святой? Или совсем дурак? Значит, убивать и калечить можно, но для предательства он слишком благороден, оказывается.
Чтобы сдержать смех, информатору пришлось закусить губу. Он ожидал чего угодно, но не искреннего непонимания в голосе того, кто столько раз угрожал уничтожить его собственными руками. Казалось бы, такая ненависть не должна перебирать способами мести.
- Да черт с ним. Такого шанса не будет, - бесцветно произнес Орихара, отключая телефон и понимая, что фраза далась ему с трудом.
Невозможно предать того, кто тебе не доверяет.
[1] – вольный перевод строчки из гимна США.
[2] – Zippo – популярный американский бренд зажигалок, появившийся в 1932 году и славящийся своим качеством.
@музыка: The Subways – With you
@темы: Durarara!!, Shizaya, Фанфикшн, Wonder Minder
-
-
27.09.2012 в 17:37Отдельное спасибо за последий диалог)
-
-
30.09.2012 в 13:22Спасибо большое за комментарий, придали сил и хорошего настроения) Надеюсь, медлительность процесса выкладки действительно того стоит.
-
-
30.09.2012 в 19:12-
-
30.09.2012 в 22:00-
-
30.09.2012 в 22:00-
-
30.09.2012 в 22:00-
-
15.10.2012 в 09:10Жаль, что пока ждешь главу, забываешь что там было раньше. Я надеюсь глав будет ооочень много? Хотелось бы макси.